07.06.2014 в 20:43

Пишет  Yasuko Kejkhatsu:

внезапный фичок по Ван Пису
Посвящается Рэт, ибо больше некому))

Название: Крокодилий Бог
Автор:  Yasuko Kejkhatsu
Персонажи: Крокодайл, Робин, ОЖП
Жанр: мистика и, наверное, всё-таки приключение
Рейтинг: R
Дисклаймер: Oda
Размер: около 2 800 слов
Предупреждение: АУ (преканон), возможен ООС
Синопсис: Пальцем в небо о том, как Крокодайл стал Крокодайлом

— Расскажи историю о том, как ты получил этот шрам, — Робин провела пальцем по лицу Крокодайла и удобнее устроилась на его груди.

Она уже четыре раза просила его рассказать об этом, и Крокодайл невозмутимо рассказывал. Все четыре раза — разное.
Робин было любопытно, есть ли среди этих рассказов хоть намёки на правды, и можно ли восстановить по ним истинные события. Что думал обо всём этом Крокодайл, неизвестно, но они оба продолжали изредка играть в выборочную потерю памяти: Робин просила, Крокодайл рассказывал.

— Это было очень давно, когда я только-только пришёл на Гранд Лайн и ещё не был ни шичибукаем, ни обладателем силы суна-суна фрукта, и даже звали меня тогда по-другому.
Крокодайл умел говорить так, что даже Робин — с её прекрасным чутьём и знанием человеческой натуры — было весьма сложно понять, что из всего сказанного ложь.

— Я был молод и горяч. У меня был корабль — вполне неплохой для Гранд Лайн. И команда — в меру головорезы, в меру храбрецы, в меру дураки. И вот однажды...

В такие моменты слушать Крокодайла было почти так же хорошо, как читать книгу. А возможно, даже чуть-чуть лучше. Крокодайл умел выразительно говорить: слова окутывали, захватывали, и даже человек с куда менее развитым воображением, чем Нико Робин, легко представил бы всё в красках.



Когда на горизонте появляется остров, корабль находится в море вторую неделю, запасов ещё хватает и необходимости в остановке нет. Но когда это пираты руководствовались в своих действиях исключительно необходимостью? Корабельный навигатор говорит что-то о расчётах и том, что этого острова тут быть не должно, но песчаный берег манит россыпями золотого песка и ласковыми волнами, а густой тропический лес зовёт глубиной и сочностью зелени.



Робин казалось, она чувствует солёный запах морского воздуха и ветер, тёплыми струями овевающий лицо. Голос Крокодайла возводил перед ней картины — прошлого ли? Настоящего? Или сказочного? Это было уже неважно в сравнении с шелестящим под кормой причалившей лодки песком и волшебным гулом моря. Единственное, что оказалось не под силу даже великолепному воображению Робин — представить молодого и горячего Крокодайла. Ей казалось, что шичибукай даже родиться должен был с крюком, оранжевым шейным платком и акульей улыбкой. Поэтому Робин сделала самое логичное — она стала смотреть его глазами.



Команда сходит на берег. Остров обитаем: это заметно по довольно ухоженному пляжу и по тому, как звери разбегаются и прячутся при приближении людей. Крокодайл приказывает разделиться и осмотреть остров, и сам отправляется во главе одной из групп. Они входят в лес.

Под ногами трещат ветки, птицы и насекомые создают монотонный шум, который свидетельствует о том, что всё здесь живёт, растёт, бегает, летает и плодоносит. Влажный, насыщенный незнакомыми запахами воздух врывается в лёгкие, мелкие мушки разлетаются из-под ног и, тонко жужжа, вьются вокруг, лезут в лицо. Тропинок в лесу множество, они сходятся, расходятся, образуют хаотичные петли, могут внезапно завернуть и повести назад, будто их прокладывал гигантский окосевший заяц. Команда всё сильнее углубляется в лес, деревья здесь растут гуще, плотнее, они срастаются и приникают друг к другу, образуя подобие стен и коридоров, и чем дальше заходят пираты, тем становится темнее и тише. Духота затрудняет дыхание, под ногами начинает хлюпать и чавкать грязь, и, когда третий человек по пояс проваливается в трясину, становится ясно, что остров на добрую половину состоит из болот.

От болот идёт пар, он поднимается над землёй на полметра и остаётся висеть, будто гигантское облачное покрывало. Он двигается, дрожит, расползается обманным маревом, укрывая участки твёрдой земли и оставляя на виду такие лживо крепкие непролазные топи. Пар ползает по острову, как живой, исчезая за твоей спиной и возникая у тебя на пути. Он облепляет тело, смешивается с потом, и вот уже мокрая одежда неприятно тянет и сковывает движения.

— Вот чёрт! — идущий впереди старпом шарахается и едва не врезается Крокодайлу в грудь.

— В чём дело?

Крокодайл делает ещё пару шагов вперёд, и туман выплёвывает на самую середину тропы трёхметровое каменное изваяние. Камень истёрся и потрескался от времени, местами от него откололись внушительные куски, а постамент зарос ползучей травой и мхом, но тем не менее в нём легко можно узнать стоящего на задних лапах крокодила. Он опирается на хвост и смотрит прямо перед собой, обозревая свои туманные болотистые владения. Крокодайл усмехается, разворачивается к замершей группе и кладёт левую руку крокодилу на спину, панибратски приобнимая. Несмотря на висящие в воздухе духоту и жар, камень отдаёт холодом.

— Это всего лишь местный божок, — Крокодайл оглядывает своих людей внимательным взглядом. — Людям всегда надо чему-то поклоняться: зверям, богам, силам природы. Мы с вами поклоняемся золоту. Пока этот божок сделан из простого камня, ему нечего нас бояться.

Если бы Крокодайл был чуть более суеверен, он бы, возможно, поостерёгся говорить такие слова в таком месте. Но на Гранд Лайн смелость и осторожность идут бок о бок, зачастую сплетаясь в неразъединимый клубок.

Они обходят каменное чудище и продолжают путешествие по лесу. Тишина становится практически абсолютной, и временами кажется, что ты оглох, а из-за клубов молочного тумана — ещё и ослеп.

Поэтому деревню они находят случайно. Просто идут по лесу, разрезая пар, как корабль – пенные морские волны, пока не оказываются посреди деревни. Хижины стоят по кругу и расходятся в стороны, теряясь за деревьями. Вездесущего тумана здесь нет, впрочем, как и людей. Деревня пуста. А ещё Крокодайл не досчитывается четверых. И это ему очень не нравится. Намного больше проклятого тумана и заброшенной деревни.

Если бы Крокодайл был чуть более суеверен, он, возможно, и приказал бы своим людям возвращаться на корабль.

— Осмотреть всё!

Одинаковые хижины из тростника и пальмовых листьев лепятся одна к другой, и чтобы решить, что в них есть хоть что-то ценное, нужно быть или очень глупым, или очень жадным. Крокодайл не относится ни к первым, ни ко вторым: он ещё не знает, что ищет здесь.

— Чёрт! Мне всё время кажется, что кто-то сверлит меня взглядом! – один из матросов передёргивает плечами.

— Ну-ка цыц! Смотри, как бы я тебя не просверлил.

Матроса, как ветром, сдувает.

— Странно это всё, капитан, — старпом хмур и напряжён. — Деревня не выглядит заброшенной. Смотрите, там даже горит очаг, и что-то варится…

— Ничего странного. Они просто попрятались: обычные трусливые людишки. Но мы их найдём.

Крокодайл останавливается перед каменным изваянием крокодила – точно таким же, как встреченное до этого в лесу. Крокодил смотрит на него, темнеет открытая зубастая пасть, и Крокодайл, усмехнувшись, засовывает в неё руку. Камень холодный и сырой, будто его только что достали со дна озера, где он мариновался не один десяток дней.

— Они в храме.

— Что? — старпом настороженно оглядывается по сторонам. — В храме?

— У всякого бога есть храм. — Крокодайл поглаживает гладкий каменный бок статуи и улыбается — всё шире и шире. — Где ещё им искать защиты? И где ещё нам искать золота?

Если бы Крокодайл был чуть более суеверен — если бы он вообще был хоть сколько-то суеверен! — они бы уже отплыли достаточно далеко, чтобы перестать чувствовать удушливый запах гниющих цветов и скользкие прикосновения белого тумана к коже.

— Всем искать храм! — гаркает Крокодайл, отходя от изваяния, и пираты спешно разбегаются в стороны.

Крокодайл по-собачьи водит носом, втягивает воздух и идёт к другому концу деревни. Разбросанные вещи, осколки посуды — красноречивые следы паники. И того, что даже перед лицом опасности, спасая свои жизни, в последние мгновения до — люди пытаются прихватить с собой побольше вещей. Самое ценное.

Деревня кончается так же внезапно, как и началась. Туман просто схлапывается за спиной, отрезая все звуки суетящейся в деревне команды, будто им разом затыкают рты. Крокодайл широко шагает по тропке, чуть позади сопит страпом, который старается не отставать от капитана ни на шаг: толи по большой преданности, толи от страха.

Раздаётся гулкий звук выстрела. Приглушённый расстоянием и вездесущим туманом, он разлетается по острову, и было бы невозможно определить, в какой стороне стреляли, если бы небо слева над деревьями не прочерчивает красный хвост сигнальной ракеты.

— Вот и всё. Очень просто. Идём.

Старпом не возражает, что они ещё не дошли, что, может быть, человек, который стрелял, нашёл что-то другое, или что ракета вообще могла быть призывом о помощи.

Через пару минут к ним присоединяется одна из групп. Моряки выглядят несколько ошалелыми и в первый момент едва не бросаются на них с оружием.

— Новости?

— Мы потеряли пятерых человек в этих клятых болотах, кэп! Искали, звали, возвращались, но ни следа не нашли! Вообще ничего! Даже живность будто вся попередохла от этих вонючих испарений!

Значит ещё пятеро. Крокодайл не удивляется и не сердится. Это Гранд Лайн. Если ты не хочешь вдруг исчезнуть посреди леса, полного отвратительного тумана, сиди дома с мамочкой и не ходи дальше уборной.

Когда они выходят на просторную поляну, не заросшую непроходимым кустами и деревьями-стенами, их уже что-то около двадцати человек.

— Какого дьявола?!

Храм сделан из того же серого гладкого камня, что и изваяния крокодилов в лесу и деревне. По нему совершенно неясно, сделали его вчера или он простоял таким несколько сотен лет. Каменные плиты плотно подогнаны одна к другой, уложены в гигантскую пирамиду, увенчанную огромной фигурой лежащего крокодила. Его морда смотрит прямо на них, его распахнутая пасть – вход внутрь. Специальной лестницы нет: вся пирамида – одна сплошная лестница, состоящая из ступеней.

— Что здесь произошло?! Кто это сделал?!

Крокодайл делает ещё несколько шагов и, недоверчиво прищурившись, останавливается.

По лестнице разбросаны кровавые ошмётки. О том, что когда-то это было человеческими телами, можно только догадываться. Куски мяса в лохмотьях кожи, части рук, оторванные ноги – это не похоже на последствия взрыва. Кажется, что людей просто разрывали в клочья.

И кровь. Она повсюду. Она стекает по камням к подножию пирамиды, расползается густой лужей – её так много, будто здесь были убиты десятки человек или её пускали специально.
Крики вокруг прекращаются в одно мгновение. Люди замирают и смотрят вверх, наконец, разглядев то, на что Крокодайл смотрит уже больше минуты.

На верхней площадке храма, перегородив своей тушей вход, лежит большой крокодил. Он не двигается, и его можно было бы принять за очередное каменное изваяние, если бы не измазанная тёмным пасть, из которой торчит бледная человеческая кисть. Крокодил приоткрывает пасть и вскидывает морду, окончательно заглатывая свою добычу, после чего снова замирает каменным истуканом. На спине крокодила, как на лавочке, сидит женщина. Она пристально, не моргая, смотрит на Крокодайла. Её глаза очень стары, и они – единственное, что выдаёт истинный возраст. У женщины серые всклокоченные волосы, такая же серая невзрачная одежда, и вся она какая-то невнятная и неприметная. Если бы она не пошевелилась, наклоняясь вперёд, расставляя ноги, чтобы удобнее опереться на колени локтями – её можно было и вовсе не заметить на серой крокодильей спине. Женщина широко улыбается, но из-за уродливого шрама, пересекающего её лицо, кажется, что на самом деле она распахивает оскаленную пасть. Вопреки ожиданиям Крокодайла, из этой пасти не выглядывает ничьих руки или ног, и только с недлинного кривого ножа, который женщина сжимает в руке, капает. Крокодайл слышит, как кровавые капли разбиваются о каменный пол.

— Это ты сделала? Убила моих людей? — его голос гулко разносится по поляне, в нём рокочут злость и угроза. Крокодайл перекатывается с носков на пятки, чуть сгибает колени, и окружающая его команда невольно отшатывается. Крокодайл сейчас – весь воплощённая смертельная опасность.

— Они хотели войти в храм, – голос незнакомки низок и грубоват и не принадлежит ни мужчине, ни женщине. – Но они не могли этого сделать. Они не знают нашего бога.
В её голосе нет никаких эмоций, он звучит ровно и немного отстранённо, и будто приглушён толщей воды.

— Жители деревни – они там? Внутри?

Она не отвечает и только улыбается ещё шире, поигрывая ножом, стряхивая с него кровавые капли.

— Ты знаешь, зачем мы пришли?

— О да. Я всегда знала, что ты придёшь. И ждала, — Крокодайл не знает, как можно одновременно говорить и продолжать так улыбаться. Но это скорее предмет зависти, чем что-то, что может его испугать.

— Думала напугать меня этим разбросанным мясом? Как бы не так. Мы войдём внутрь. И ни ты, ни твой крокодил нас не остановят.

— Нет. Твои люди не могут войти в наш храм.

— Думаешь, нам нужно твоё разрешение? — Крокодайл ухмыляется, и в его руках скользит сталь.

— А я лишь жрица. Я здесь ничего не решаю. Но твои люди не могут войти.

Крокодайл не спеша идёт к пирамиде. Он спиной слышит шаги идущих следом людей и шорох вынимаемого оружия. В меру храбрецы, в меру дураки. Хорошая команда.

— Твои люди не могут войти, — повторяет жрица. И перестаёт улыбаться.

Крокодайл слышит за спиной крики и резко оборачивается. Со всех сторон на поляну выползают крокодилы. Толстые тела медленно переваливаются на коротких лапах, и туман, словно полируя, скользит по их влажным шкурам. Под их лапами хлюпает грязь и шебуршит трава, а с широких спин стекает болотная жижа. Крокодайл понимает, что они были здесь всё это время, но никто не видел и не слышал их. Пока они сами не решили быть услышанными. Пока она не разрешила им.

Звери останавливаются. Гигантские столетние рептилии, способные перекусить пополам взрослого человека. Их шкура похожа на камень: такую не пробить одним выстрелом. Такой крокодил не умрёт от одной раны.

Его люди сбились в центре, ощерились мечами и пистолетами. Они готовы биться насмерть, вот только будет ли от этого толк. Крокодайл смотрит на кровавые ошмётки на каменных плитах пирамиды и поднимает взгляд на жрицу. Она внимательно наблюдает за ним, чуть наклонив голову набок.

— Если мы сейчас уйдём? Ничего не тронем в деревне…

Она качает головой, трясёт серой гривой и не даёт ему закончить:

— Это неважно. Я ждала тебя. Твои люди не могут войти в храм. Но ты – можешь.

Она легко соскальзывает с крокодильей спины, обходит серо-зелёную тушу и скрывается из вида в храме. Крокодайл не двигается. Здоровые болотные зверюги так и остаются замершими на границах поляны, а его команда, кажется, даже дышать перестала. Она права: уходить нужно было раньше, а сейчас у него нет большого выбора.

Крокодайл пожимает плечами и поднимается.

— Ждите. Если вам дороги жизни, стойте и не двигайтесь.

Он старается не наступать в кровавые лужи скорее из общей брезгливости, нежели от каких-то особых чувств. И лежащего наверху крокодила он тоже обходит вполне спокойно.
Крокодайл входит в храм и замирает. Главный зал храма достаточно просторен, и все жители деревни поместились в нём без труда. Как Крокодайл и предполагал, они прихватили с собой разных ценных вещей – видимо, столько, сколько могли унести. И единственное, что не вписывается в прогноз Крокодайла: все эти люди – уже не люди, а лишь кровавые ошмётки. Тяжёлый запах крови так резко бросается в нос, что это похоже на удар по голове, и будь Крокодайл чуть слабее, его бы непременно замутило.

Жрица стоит в самом центре этого кровавого буйства, маленькая и спокойная, будто вокруг неё поляна цветов, а не истерзанные тела.

— Они прибежали сюда за защитой, и ты…

— У Крокодила не ищут защиты, — она смотрит Крокодайлу в глаза откуда-то из своих древних болот. — У него нет ни семьи, ни друзей.

Она начинает двигаться, скользить вбок, не отрывая от него взгляда, не разрывая возникшей связи, и Крокодайл поворачивается следом за ней.

— Крокодил признаёт только силу. И никогда не продолжает бессмысленной борьбы, отступая перед сильнейшим. Если ты поклоняешься Крокодилу, ты должен быть готов к предательству. Эти люди знали, куда и зачем идут. Они были обречены с самого начала и знали, что несёт им твой приход.

— Ты сказала, что ждала меня, женщина. Зачем? Что ты хочешь мне предложить?

— Я ничего здесь не решаю. Я всего лишь жрица.

Крокодайл бросается на неё, резко сорвавшись с места, на ходу выхватывая из-за пояса кинжал и вгоняя его в плоть стремительно, сразу по рукоять. Ладонь омывает тёплой влагой, жрица сгибается пополам, но не опускает головы, продолжая смотреть ему в лицо и улыбаться.

А потом Крокодайла сбивает с ног. Крепкий чешуйчатый хвост отбрасывает его до ближайшей стены, и следом, не оставив времени подняться или увернуться, гигантская туша придавливает Крокодайла к полу. Кости под этой тушей трещат, и приходится стискивать зубы и отчаянно напрягать всё тело, чтобы не быть раздавленным, чтобы сделать вдох. Туша кажется ледяной.

— Крокодил никогда не бегает за своими жертвами. Он сидит и ждёт, когда они сами придут к нему в пасть.

Крокодилья морда почти утыкается ему в лицо, серые, полупрозрачные глаза с ромбами зрачков маячат над ним и сверкают. К стойкому запаху крови примешивается запах тины.

— Тебе ещё многому предстоит научиться, малыш.

Палец с загнутым костяным когтем скользит по его лицу, чертит невидимый узор и останавливается на виске.

— Путь к силе невозможен без боли.

Крокодайл воет: коготь втыкается в щёку, вырывает клочок кожи, снова ныряет в разорванную плоть и тянет, режет кожу легко, будто она – лист бумаги. Крокодайл дёргается, мотает головой, но от этого становится только хуже. Крокодайл пытается сбросить тушу с себя, но та даже не замечает его попыток. Коготь перечёркивает лицо, тянет от одной щеки к другой. Крокодайл захлёбывается кровью. Кажется, что она повсюду: тёплая кровь ручейками стекает ему в уши, заливает глаза и плещется на губах.

— Ты знаешь, малыш, что если крокодила не убить, он может жить вечно?

Морда исчезает. Крокодайл чувствует, как туша на нём шевелится, перемещается, и теперь голос раздаётся откуда-то снизу.

— Путь к силе невозможен без жертв. Когда ты получаешь что-то ценное, ты должен отдать что-то сам. Пока не забрали.

Крокодайл орёт, но не слышит собственного голоса за хрустом ломающихся костей и отвратительным звуком рвущейся кожи и жил.

— Знаешь, как уходит старый крокодил? Он нажирается камней, опускается на дно, и остаётся там лежать, пока не выйдет весь запас воздуха.

Это было последним, что Крокодайл слышал.



— Вот такая история. Занятная, правда?

Робин, вздрогнув, очнулась. Сделала несколько вдохов-выдохов, словно вспоминая, как это делается, и согласно пробормотала:

— Да. Очень.

Под её ухом медленно и ровно билось живое сердце, а лежащая на бедре ладонь обдавала жаром. Кожа Крокодайла была сухой и горячей и не имела ничего общего с холодными влажными болотными тварями. Но из всех рассказанных Крокодайлом историй меньше всего Робин хотелось верить именно в эту.

Потому что Крокодайл улыбался.

И за этой улыбкой Робин видела могучую древнюю рептилию, которая никогда не гоняется за своими жертвами. А сидит и ждёт, когда они сами придут к ней в пасть.

@темы: OnePiece